И смотрит так странно, будто и всерьез верит, что я могу отказаться! Смешной. Киваю снова, прохожусь ладонями по прохладному взмокшему ежику. Ну, точно ведь простудится. Дурак! Выскочил… Ждал! Так сладко. И так дьявольски страшно, оказывается. Даже зубы, вон, стучат.

– Эй! Что такое? Сара? Ты чего?

– Н-не знаю. Страшно очень. Ты же такой непостоянный, Сереж. А если тебе надоест?

– Что надоест? – удивляется. А я смотрю в глаза его чистые, искренние, и сама недоумеваю.

– Я надоем? – отвечаю с вопросительной интонацией в голосе. – Отношения, постоянство. А я тебя так люблю-ю-ю…

– Что ты?

– Люблю-ю-ю тебя.

– Да? – улыбается широко. – Ничего себе, – проводит ладонью. – Ты в курсе, что никогда мне этого не говорила?

– Не только тебе, – комкаю в руках его пропитанную потом футболку. – Вообще никому. Никогда… не говорила.

– Девочка моя, девочка моя… – бормочет Серенький, растирая мои плечи, спину горячими сильными ладонями. – Глупенькая. Ну что ты. Страшно тебе, что ли, и правда?

Да. Еще как. Но я не повторю ошибку матери. Я доверюсь…

– Нет, – шмыгаю носом. – Совсем нет. Надеюсь, кольцо, которое ты заказал, стоит того, чтобы его ждать так долго.

Да, шутка так себе. Но Сергей смеется. Потом мы еще какое-то время целуемся, как малолетки, и, с трудом отлепившись друг от друга, возвращаемся к своим делам. В кофейню я захожу с блестящими от счастья глазами, но мое счастье очень быстро испаряется, когда я замечаю, кто дожидается меня за столом у окна.

ГЛАВА 25

ГЛАВА 25

– Привет, пап.

– Привет, сын.

– У вас что-то случилось?

– Почему сразу случилось? – удивляется отец на том конце связи.

– Потому что ты мне звонишь, – усмехаюсь я. Нет-нет, не подумайте только. Батя мой – мировой мужик, несмотря на то, кем является. Но со временем у него и впрямь напряг. Звонки от него – редкость.

– Ладно. Ты меня раскусил. Поужинаем?

Смотрю на часы. Я только-только передал с рук на руки малышей и как раз хотел перетереть с Демидом насчет стипендиальной программы, которую, как мне кажется, мы могли бы расширить уже со следующего года. Но это не срочно. Обсудить перспективы развития с Дэмом я могу и потом. А вот поужинать с батей – вряд ли. Жутко интересно, что у него ко мне за дело. Насчет того, что он пригласил меня просто так, я особо не питаю иллюзий.

– Конечно. С удовольствием.

Отец ждет меня в скромном на вид ресторане в трех кварталах от нашей школы. Но, конечно, первое впечатление от этого места обманчиво. И то, что из многочисленных харчевен столицы на любой вкус и кошелек мой отец выбрал именно эту, только лишнее тому доказательство.

– Миленькое местечко.

– Сейчас да, – широко улыбается батя, а я в который раз ловлю себя на мысли, что из всех детей я на него похож, пожалуй, больше всего. Во всем остальном мы – полные противоположности. В отличие от задиристого и прямолинейного меня, отец – прирожденный дипломат. Интеллигентный, хитрый и закаленный. Каких на его веку только не было политических войн, одни элиты сменялись другими, а он как будто бы был всегда. И что-то мне подсказывает, еще очень долго будет. – А раньше здесь была жуткая рыгаловка.

Слова вроде «рыгаловка» из уст отца услышишь нечасто. Я ухмыляюсь и делаю себе пометку как-нибудь его расспросить про то, как тогда он на эту самую рыгалковку наткнулся.

– Слышал, ты вроде как занялся делами школы, – интересуется отец, когда мы делаем заказ и откладываем тяжелые папки меню в сторону.

– Да. На будущий год подумываю о том, чтобы набрать свою группу.

– На будущий год выборы.

– Пап, – вздыхаю я и отставляю в сторону бокал, который вот только поднес ко рту. – Ну, хоть ты не начинай, а? Я ведь уже сто раз говорил – не моя это тема.

– Да-да, помню. Но ты и меня пойми – твоя ж мать не отцепится, если я тебе внушения не сделаю.

– А, – расслабленно откидываюсь на спинку кресла, – так ты поэтому меня позвал? Все с вами ясно. – Улыбаюсь. – Можешь отчитаться маме, что сделал все, чтобы я одумался, но я остался нем к твоим увещеваниям.

– Вот и ладненько, – легко… чересчур легко сдается батя и с аппетитом набрасывается на стейк.

– Ты серьезно? – невольно настораживаюсь. – И все? Типа, закрыли тему?

– Серый, тебе сорокет скоро. Думаешь, я не понимаю, что ты поступишь по-своему, что бы я тебе сейчас не сказал? Да брось.

Я недоверчиво так дергаю головой. Что-то очень сильно меня смущает в этом разговоре. Хотя, казалось бы, с чего? Отец едва ли не прямым текстом мне говорит – делай со своей жизнью что хочешь. Бери и радуйся. А я не могу. Потому что ведь непонятно, зачем тогда он меня позвал? Только чтобы дать свое отцовское благословление? Не верю. Задобрить мать, которая ему наверняка проела насчет меня плешь? Может быть.

– И тебя совсем не расстраивает то, что я не пойду по твоим стопам?

– А на кой тебе ходить по моим стопам?

– Ну, Ромаха-то, и сестра… Не в политике, но тоже очень солидно.

– Серый, я не пойму. Ты сейчас о чем? – сощуривается отец, сканируя меня тем самым особенным взглядом.

– Не знаю, бать. Я… Как бы это сказать? Наверное, не хочу тебя разочаровать. Но в сказках, видно, неспроста младший сын всегда дурак, – улыбаюсь криво.

– Точно дурак. Я бы даже сказал – придурок.

– Пап…

– Это мать виновата. Столько лет сверлить тебе мозг.

– Ее тоже можно понять. Я же вроде как не мог определиться со своим дальнейшими планами. Она переживала.

– Но теперь-то вроде смог? – отец бросает на меня тяжелый взгляд из-под густых бровей. – Даже невесту, вон, нашел. Правда, что ли, дочь Жоры Черного?

– Какого еще Жоры Черного? – вздергиваю брови. – Мне отец Сары известен под именем Георгия Картозии.

– Ага. Значит, он. Дела-а-а.

– Пап, – стучу ногой под столом. – Сразу говорю – я от Сары не откажусь. Более того, мы скоро поженимся. Так что думай, как будешь минимизировать риски, если, конечно, они существуют.

– Слушай, сын. Вот скажи, а то мне непонятно. Разве я тебя хоть когда-нибудь в жизни обижал?

– Нет.

– Может, как-то еще не справился? В чем-то разочаровал? Ну, мало ли. Сейчас модно, как я посмотрю, винить родителей во всех грехах. Вдруг у тебя ко мне какие претензии?

– Да нет же, пап, ты чего?

– Я? Вы только посмотрите на него! Я чего… – Отец раздраженно отбрасывает приборы. – Это ты чего, Сереж. Чего гонишь, а? Когда это я интересы политики ставил выше интересов семьи?

Гляжу на батю, глаза выпучив. Вопрос, конечно, интересный. Вроде и не было такого, да. Он прав. Но в то же время и выбора не было. Мы росли с мыслью о том, что имя отца ни в коем случае нельзя опозорить. И все наши поступки, все установки в жизни были продиктованы страхом сделать что-то не так.

– Да я ж ничего такого, пап. Просто предупредить. Мало ли… Все-таки ты – это ты.

– А что я, Сережа? Ты правда такой наивный? Мы с Жорой Черным в одно время жили. Это тебе ни о чем не говорит, а? Или ты думаешь, они в малиновых пиджаках с пушками наперевес бегали по стрелкам, а я дела решал по закону?

Взгляд отца тяжелеет. Наполняется незнакомой мне прежде злостью. И я совершенно искренне охреневаю, потому что никогда, в общем-то, не задумывался о том, как отец стал тем, кем стал.

– Бать… Ну, как же? Ты же из потомственных…

– Еще, блядь, скажи, элит. Похоже, вам надо сокращать время общения с матерью. Она на тебя плохо влияет.

Сижу, обтекаю. Перевариваю, блин, без мезима… Это ж прямо сейчас мой отец намекнул, что не без греха?

– В общем, я к чему? Твое решение жениться мы с мамой всячески поддерживаем. Но ты, Серег, все равно подумай. И как следует это дело взвесь. Потому что с Жорой Черным лучше дружить. Обидишь его дочку, даже мне будет сложно прикрыть твой зад. Я не в курсе, как у тебя в плане баб, но то, что ты очень быстро переключаешься с одного занятия на другое – факт всем известный. Понимаешь, к чему я веду?